Интервью с Ириной Скворцовой: "Соглашаюсь на любую авантюру"

Мне довольно часто приходится вспоминать аварию: журналисты спрашивают или у людей, с которыми знакомлюсь, появляются вопросы по поводу костылей. Бывает, ловлю себя на мысли: а если бы не авария, как бы я сейчас жила? Когда смотрю на катающихся на коньках или роликах, думаю, что тоже когда-то могла. Или пройдет девушка в коротком платье, которое мне понравится, и я вздыхаю: тоже могла бы такие носить.

Во время реабилитации я надеялась, что получится вернуться в спорт. Но однажды пошла на прогулку с моим физиотерапевтом Кэтрин. Надели фиксирующий тутер, чтобы можно было наступать на ногу. А в парке местами лежала мелкая галька. И нога, попав на нее, поехала. Здоровый человек подставил бы в такой ситуации другую, чтобы не упасть, а я не могла – тело не слушалось. Упала – и не могу подняться. В тот момент четко осознала: о спорте можно забыть. Тогда же задалась целью подняться с инвалидной коляски. Сажусь в нее только в экстренных случаях. Например, когда иду к анестезиологу, а с собой – кипа документов. И то стараюсь добраться на костылях. Даже если в аэропорту предлагают воспользоваться креслом, всегда отказываюсь. Оно меня не пугает – наоборот, чувствую себя в нем как на троне. Но я с него с таким трудом поднялась, что возвращаться просто неприятно.

Хотела отказаться и от костылей, но поняла, что буду с ними всю жизнь. Правда, по возможности все же стараюсь их не использовать: по квартире или дачному участку передвигаюсь без них. Бывает, что, отправляясь на встречу, забываю костыли дома. Назад в таких случаях не возвращаюсь, просто стараюсь припарковаться поближе к месту встречи, чтобы можно было дойти. Да и когда приезжаю к ребятам на базу отдыха, постоянно оставляю костыли то в кухне, то в ванной. Единственное, когда прихожу на какое-нибудь мероприятие, некомфортно себя чувствую и сразу стараюсь спрятать их в уголке: иду накрашенная, в красивом платье, и вдруг – эти палки. Друзья советуют украсить их стразами (смеется). Может, когда-нибудь повеселимся. Жаль, что не могу танцевать – мне это раньше нравилось. Сейчас немножко на месте потопчусь и сразу сажусь – устаю быстро.

"Ребята, я все та же Ира"

В 2010 году, когда я вернулась из Германии после лечения и курса реабилитации, друзья не понимали, как себя вести: тушевались, боялись вспоминать, как мы до аварии гуляли и веселились, – думали, это причинит мне боль. Психологически, конечно, им было непросто, тем более я смотрела на них из инвалидной коляски снизу вверх. Я поняла, что если мы сейчас не договоримся, то рано или поздно отстранимся друг от друга. Сказала напрямую: "Ребята, я та же Ира, которая была до аварии. Даже если поплачу – ничего страшного. Если нужна будет помощь, я ее у вас попрошу". Теперь, когда мы гуляем вместе, просят меня: "Можно помедленнее, не успеваем за тобой!" Сложно только сразу после очередной операции, когда больно на ногу наступать. А так – бегаю. Бывает, выходим из машины, друзья забирают костыли, уходят, а я остаюсь. Спрашивают: "Почему не идешь?" – "Вы мне не хотите ничего отдать?" То есть они уже не воспринимают меня калекой.

"Соглашаюсь на любую авантюру"

На аэродроме подписала договор. На меня надели комбинезон, провели инструктаж. Говорю: «Ничего, что у меня нога болит?" – "А что с ней?" – "А вас не предупредили?" – "Нет. Ладно, разберемся". Выяснилось, что у инструктора был опыт прыжков с парнем с парализованными ногами. Меня быстро загрузили в самолет, чтобы я не успела передумать. Поднялись на 4000 метров. Первый шаг в облака было страшно сделать. Но потом, во время всего полета, улыбка с лица не сходила. Удар на себя при приземлении взял инструктор – по сути, я сидела у него на ногах. Было ощущение, что я на диван плюхнулась. Теперь жду лета – может, еще пару раз прыгну.

За последние три года я перенесла 24 операции на живот и ноги. Как оптовик, делаю их по три за один раз. Сижу как на пороховой бочке, потому что в ране на спине, на которую пришелся удар, сидит инфекция – хирурги никак не могут ее удалить: чистят, зашивают, а она снова прорывается. Когда это происходит, поднимается температура, в спине стреляет, будто петарды рвутся, каждое движение причиняет адскую боль. Пришлось недавно вытащить часть металлической пластины из таза – во время аварии он был переломан, его собирали по частям и скрепляли скобами. Потом узнала, что мой лечащий врач боялся делать эту операцию – был риск, что я могу потерять ногу. Сейчас делаем ставки, прорвет снова или нет. Очень давит на психику такая неопределенность. Часть этой пластины теперь лежит у меня дома в качестве сувенира.

Помню, в 2012 году, накануне очередной годовщины аварии, позвонили с одного из телеканалов и предложили записать интервью в латвийской Сигулде, где проходил чемпионат России по бобслею. А после съемок подарили диск с готовой записью. И на 20-й минуте я начала рыдать, вспоминая, как тренировалась с ребятами. Ушла в ванную, скомкала полотенце и орала в него. Я, в принципе, стараюсь не держать в себе слезы – нужно выплакать эмоции, чтобы они не застревали внутри. Но плачу только за рулем или дома – не хочу, чтобы в таком состоянии меня видели посторонние. Это слезы не жалости, а обиды. Но я стараюсь никого не винить. Все, я калека – смысл думать о мести?

Друзья вытаскивают, когда начинает накатывать, – ведут на прогулку, в кино или в кафе. Да и чувством юмора спасаюсь, правда, он у меня черный, с медицинским уклоном.

Очень хочу работать – приходить с утра в офис, вечером уходить. Надоело дома. Готова заниматься чем угодно, даже начать с нуля. Главное, чтобы работа не имела никакого отношения к спорту. Я с ним завязала, ничего о нем не знаю, мне он неинтересен. Даже физкультурой не занимаюсь – мне ее заменяют костыли.

Стараюсь теперь ничего не загадывать. Я ведь до аварии все распланировала: вот выступлю на Олимпиаде в Сочи, выйду замуж, рожу. И вдруг – авария. Меня бабушка недавно спросила: "Ты приедешь на майские праздники?" Говорю, до мая еще дожить надо, ближе к делу пойму. Замуж тоже не хочу. У меня живет кот Жорик, и друг шутит, что если я и дальше буду перебирать, то у меня этих Жориков будет 15. А я привыкла быть одна: можно ­прийти или уйти в любое время, уехать куда-нибудь – не нужно ни перед кем отчитываться.

"Скажите мне, какая я красивая"

Мне часто говорят, что я выгляжу моложе своих 29 лет. Благодаря генетике не знаю, что такое ботокс или пилинг. В салоны красоты хожу редко, только чтобы сделать укладку или маникюр. Дома иногда на лицо накладываю маску.

Ненавижу, когда меня называют сильной или мужественной. Мужественная от слова "мужчина", сильная – "сила". Лучше скажите мне, какая я красивая и как хорошо выгляжу.